Для тебя существует проблема работы с машиной как с инструментарием искусства?

П.      Для меня компьютер — не более, чем инструмент в реализации художественного замысла. У аналогового материала особенность пластичности иная. Это важно. Когда работаешь с машиной — там, естественно, меньше непредсказуемого, что обычно для аналоговых технологий. Есть своя специфическая сложность, связанная, например, с тем, что любая программа, как правило, представляет собой очень технологичный инструмент, сделанный другими людьми, программистами — т.е. нужно ещё подстраиваться под их правила. Но есть для меня и плюсы: компьютер дисциплинирует, заставляет сделать форму абсолютно конкретной.

Несколько обособлено выглядит твоя работа по «Илиаде» Гомера.

П.      Меня это произведение поразило ещё во ВГИКе, на лекциях замечательного филолога Владимира Бахмутского, который здорово умел пробудить интерес к классическим текстам. «Илиада» поразила меня тогда с самой неожиданной стороны — со стороны физики, с выразительной иллюстрации её проявлений. Неожиданный, прямо сказать, угол восприятия литературного произведения. То есть за всей сюжетной линией, за психологической драмой, этикой и эстетикой, или что там ещё может быть, внутри гомеровского эпоса проступает знакомая нам вполне обычная физика. Проступает, правда, уникальным образом: описывается поэтически. Например, «длиннотенная пика», она или камень, поднятый с конкретного места, долго ли, коротко ли быстро летит, затем попадает в голову врага, пробивает череп, проходит мозг, встречается с белыми зубами (да-да, не с просто «зубами», а именно с «белыми зубами»). С одной стороны — жестоко, но при этом — чрезвычайно формально и наглядно, без столь популярного сейчас натурализма и физиологизма.

Самое важное — это то, как возникает образ реальности, как достигается поразительная цельность мира. Думаю, происходит это благодаря тем ракурсам, через которые Гомер видит мир.

Точнее, благодаря принципу его видения, который я бы назвал, опять же, измерением: с каждой фразой мир в «Илиаде» измеряется по-новому. Ничто не одиноко, объект вообще возникает именно ввиду того, что он измеряем. Вот вернусь к образу «длиннотенной пики»: эта вещь, пика, возникает в измерении светотени и сразу же обретает действительность, становится объёмной ситуацией, частью мира, событием, в котором рождаются солнце и земля, свет и материя, угол падения тени и угол зрения на неё. Рождаются время и пространство, хронотоп. Это удивительно!