Рубрика: Художники

Александр Пономарёв «Дорожная карта»

Искусство Александра Пономарёва в своей базовой установке тождественно стратегии развития. Дорожная карта как план и инструментарий его осуществления — онтология творчества Пономарёва, программа с выраженными приоритетами, ценностной шкалой, смысловыми акцентами и координатами поиска.
Именно поиск как процесс в искусстве Александра Пономарёва обретает категорию абсолюта и непрерывного действа, выходящего за рамки индивидуального творчества в область широкого взаимодействия и непрерывного диалога. Александр Пономарёв – художник проекта. Это его формат и алгоритм реализации художественного замысла, синтезирующего рафинированный стиль рисунка с гигантскими формами объектов и инсталляций с их выразительной материальностью, фактурой и скрежетом механизмов.


Дилеммы — где кончается искусство и начинается нечто иное — для Пономарёва не существует. Всё иное, понимаемое под реальностью, от искусства неотделимо и сопряжено с ним, вписано в его мореходные карты и прочую геолокацию. Но именно эпика мирового океана становится выразительной доминантой его творчества. Морская романтика «хождения по водам», ставшая принципиальной страницей его биографии, системообразующей для сложения его творческой навигации, моделирования художественного образа.
«Океан» Пономарёва, при всех его красотах и физике измерений, в своих смысловых глубинах и ценностных доминантах в большей степени соотносим с «океаном» Станислава Лема, загадочной субстанцией, пространством особого смысла. Искусство Александра Пономарёва в мировоззренческом плане всегда выходит за рамки. Оно междисциплинарно по определению. Отсюда многоплановость художественного высказывания, где в приоритете образ мысли, а полнота восприятия во многом обусловлена представлением об авторе, погружением в его мистерию, его сверхзадачу, где каждый рисунок — элемент чего-то большего, раскрываемого в массиве единого замысла. Будь то страница блокнота или навигационная карта, в искусстве Александра Пономарёва это документ, фиксирующий этап становления и реализации грандиозного проекта; это особый синтез, сублимация идеи, зерно, таинственная «хромосома», способная развиться в нечто несоизмеримое с зарисовкой на странице бортового журнала.


Иногда Пономарёв ставит на паузу, погружаясь в нечто созерцательное, в рисование с натуры, воспроизводя особое состояние, близкое поэтической цезуре, имеющей особое значение и смысл в организации общего строя. Но основные маршруты Александра Пономарёва уверенной рукой проложены на штурманских картах в ином формате, в формате адекватном человеку, пребывающему в эпицентре циклона в поисках соразмерной метафоры.
Александр Петровичев

http://www.krokingallery.com

+7(964)564-0303

(вход бесплатный по предварительному звонку)

Климентовский переулок 9/1

0

Александр Джикия «40 лет в строю» в Российской Академии Художеств при поддержке Крокин галереи

На выставке «40 лет в строю» в залах Российской Академии Художеств реконструированы знаковые проекты известного московского художника член-корреспондента РАХ Александра Джикии. Название выставки в определённой степени условно; оно отсылает в далёкий 1983 год, когда Джикия сорок лет назад впервые показал своё произведение.


Экспозиция, состоящая из многочисленных серий графики, объектов и инсталляций развёрнута в девяти залах, в сложном сочетании автономных высказываний, сообразованных автором в единое смысловое пространство.
Пред зрителем раскрывается феноменальное в своём интеллектуальном содержании и пластическом решении искусство, парадоксальное в своей игре с реальностью и уникальное в её прочтении и восприятии.

Александр Петровичев

0

Анна Мягких «Мобили»

Поиск чего-то «своего» и определение той области, где это «своё» может раскрыться в полной мере, требовало от меня принятия решения. И спустя некоторое время, в дилемме между медициной или искусством победило последнее. Просто в какой-то момент я поняла, что делать что-то своими руками мне приятнее, чем, скажем, заниматься наукой.


Я выросла в семье, где искусство было всегда, везде и в большом количестве. У нас дома, например, было много работ Шемякина, очень много. Если честно, его работы я ненавидела с детства. От гримас его персонажей меня по ночам мучили кошмары. К счастью, я понимала, что искусство это не только Шемякин, и оно меня влечёт. К тому же сказывалась наследственность. Моя бабушка постоянно что-то делала руками – рисовала, вышивала, клеила. Мне это было ближе и понятнее, хотя вся моя семья это математики. Долгие годы предстоящего ученичества меня не пугали, и после шестилетнего обучения в Колледже искусств и дизайна в Челси мне вручили диплом магистра. Почти сразу по окончании Колледжа я начала выставляться преимущественно в групповых проектах. Но были и персональные выставки в Нью-Йорке и Мексике. В Москве это впервые.
Своё кредо в искусстве я определяю формулой — делать то, что не делает никто! Никто, например, не покрывает керамику эпоксидной смолой, но мне кажется это необычно и прикольно. Мне интересно и я постоянно экспериментирую с материалами и технологиями, не озадачивая себя окончательным результатом, который хочу увидеть как можно быстрее. Поэтому в последнее время предпочитаю всё быстросохнущее — акрил, эпоксидку.


«Мобили» — условное название новой выставки, основу которой составляет инсталляция из полусотни керамических, покрытых эпоксидной смолой с блёсками разноцветных объектов и серия живописи на холстах. Это, конечно, ни те «мобили», что в своё время делали художники-кинетисты. В моих «мобилях» динамика формы, её подвижность исключительно иллюзорны. Мне интересно воспроизводить динамику и фиксировать сам процесс лепки, сохранять в керамической массе отпечаток моих рук, след моего присутствия, моего настроения, моей эмоции. Отсюда такое разнообразие форм, их индивидуальность, обусловленная моим состоянием. Я неосознанно отображаю что-то очень личное, скрытое даже от меня; воспроизвожу свои эмоции и вымещаю переживания в этих странных почти мультяшных формах и цвете как из японских аниме.

0

Алексей Политов & Марина Белова «В поисках внутреннего зайца на закате»

Зайца искали

Мы на закате

На улице, дома

И под кроватью

Зайца мы ищем

Целые сутки

Зачем он нам нужен?

В зайчике — утка!

А.Политов, М.Белова

Новые произведения Алексея Политова и Марины Беловой это не только возвращение к живописи, это обозначение своей персональной территории в искусстве, её формальной и смысловой доминанты, убедительно представленной на прошлогодней выставке «Машинерия зрелищ» в Московском музее современного искусства.

Из обрывков нескончаемых ребусов, оптических головоломок, затейливых «картинок для взрослых» и «крылатых выражений» они каждый раз создают нечто новое, цветастое, с лубочной брутальностью и жаргонизмом. Однако при всей доступности и кажущейся простоте, «потешные» картинки Политова и Беловой заключают в себе особую интригу и далеки от однозначности. Полнота восприятия их произведения соотносится со сценографией режиссируемого ими действа или пространством особого смысла, априори присутствующего в их искусстве многие годы. Лаконичная почти плакатная образность их произведений, пребывая в современном социо-культурном контексте сообразно «карнавалу» как феномену культуры, раскрывается в своей исконной этимологии и лишена смысла вне полноты содержания. Именно «карнавал» как образ, как принципиальная парадигма искусства Политова и Беловой обуславливает содержание их произведений, существующих в диалектическом сопряжении с его непременной антитезой.

Особый ракурс в отношения с реальностью определяет однажды выбранный и развитый авторами «лексикон» с его выразительной антиномией, где произведение представляет собой ширму-завесу, маскирующую своими формами, своим цветом, своими двустишьями нечто сокрытое, внешне не артикулируемое и проступающее в виде намёка, уводящего вовне, в сторону «поиска внутреннего зайца на закате».

При всей уникальности каждого произведения, перед нами единое пространство, калейдоскоп, проецирующий вовне череду образов и фраз, извлечённых из парадоксального текста.

Александр Петровичев

0

Кирилл Рубцов «Полнолуние»

Для полноты восприятия произведений Кирилла Рубцова, погружение в нескончаемое повествование его истории про «русского робота», а точнее однажды сгенерированной автором художественной программы окажется недостаточным, хотя и затягивающим. Содержательный план очередной серии наполняется новыми персонажами и внутренними сюжетами подстать мультсериалу. Но в этот раз появляется нечто из области индивидуальной мифологии. Рубцов обращается к загадочным миниатюрам французских манускриптов XIII века, фокусируя внимание на рисунках, оставленных по краям текста, в так называемых маргиналиях, изображающих непонятные нам нынешним сюжеты, главным героем которых становится странный в своих нестандартных проявлениях средневековый французский кролик. Рубцов несколько корректирует ситуацию, адаптируя её сообразно нашей культурной геолокации, заменяя кролика зайцем. В обоих случаях, этот персонаж откуда-то извне, с иной, западноевропейской традиции, её образным наполнением и метафорой. Происхождение подозрительного в своих коннотациях образа, близкого к химерическому зайцелопу, вероятнее всего, мало интересует Рубцова. Он почти механически извлекает этот образ из глубин средневековья и как цитату встраивает в иной содержательный контекст, в серию сюжетов «Полнолуние». Здесь игра в знаки и символы находит своё развитие, а Луна становится таинственным архоном, взирающим на всё происходящее в сумерках сияющим, но лишённым зрачка глазом. Это очень европейская Луна с её «голосом», «фаворитами», с её «обратной стороной», непременным «лунным мальчиком» и «людьми лунного света».

Интерес к средневековым рукописям с характерной каллиграфией и рисунками в украшении заглавий для Рубцова закономерен как для интеллектуала и как для человека особого настроя; многие годы монотонно, почти медитативно, в ароматной дымке тлеющей древесины выжигающего дорогим английским аппаратом свои пирографические анналы. Это особая форма погружения в процесс, некое подобие ритуала, сопутствующего каллиграфическому написанию текста, со своим особым темпом нейро-лингвистического изложения, сотканного из мириад штрих-пунктиров.

0

Марина Рин «Сад камней»

Само название выставки «Сад камней» (карэсансуй) в буквальном переводе с японского означает «сухие горы и воды». И если в прошлый раз в фокусе интересов Марины Рин был образ воды («Aqua» — название выставки), то сегодня – это камень, точнее «Сад камней». Взаимосвязь двух авторских высказываний очевидна. Перед нами единая художественная программа и выверенная в своих координатах система, что отличает директорию искусства Марины и её стратегию. Новые произведения это наглядно демонстрируют, определяя авторское высказывание чёрно-белой, лишённой цвета живописью, оперирующей исключительно базовыми константами.
Если говорить о доминанте её искусства, о многолетней idée fixe, то это интерес к миру материи, её природе, с непременным арсеналом визуальных признаков — игрой поверхности, структурой и, безусловно, энергией, неведомым образом сжатой внутри кристаллической решётки.


Этот акцент на природе материи — элемент, но очень важный в приоритетах её художественных установок, её «артистического исследования», где главное в ином. Она мыслит в категориях единого действа, где явлен не просто предмет, а смоделированное пространство, создающее некое силовое поле. Ей интересна ситуация, контекст и ракурс восприятия. Марина Рин говорит о «видимом», с одной стороны. С другой же, автор подвергает сомнению сам факт присутствия этого «видимого» в реальности, обращаясь к эстетическим принципам «сада камней», подстать которой, умозрительной осью экспозиции становится «невидимый» камень, затерянный в белом волнообразном пространстве визуализированной пустоты «Сада». Марина увлечена парадоксом взаимодействия и слияния мира материального и иллюзорного, когда отвлечение от очевидного, от физически определённого переходит в двухмерность её живописи. Именно так она её понимает, её местоположение и значение в контексте общего замысла и в соотношении с присутствием рукотворного объекта.


Этим объектом оказывается камень (реальный-нереальный, неважно). Он — знак и символ. Он — принципиальнейший строительный материал неба и земли. Здесь открывается бездна, а камень образ-архетип вбирает в себя обилие смыслов, выходящих вовне, за внешний контур формы и материи в категории культуры и цивилизации.
Александр Петровичев

13.06.22 – 03.07.22

http://www.krokingallery.com

Климентовский переулок 9/1

+7(964)564-0303

0

Константин Батынков «Цветочки»

Иногда цветы – это просто цветы.
Марк Шагал

Вероятнее всего, это одна из самых необычных за последнее время выставок Константина Батынкова.
При всём многообразии тем и сюжетов, вектор и арсенал его искусства отчасти можно предугадать, что отличает зрелого мастера, делая его узнаваемым, не лишая при этом каждый последующий шаг особой интриги. И если вчера это был «Карфаген», что должен быть разрушен, то сегодня это «Цветочки». Здесь не понижение градуса в выбранной теме, здесь просто иная тема, а, быть может, иной ракурс во взгляде на предыдущую, что характерно для цепочки последовательностей авторской логики и его склонности к нескончаемому повествованию.


Итак «Цветочки». Не то, чтобы Батынков никогда не писал цветы, напротив, писал и делал это регулярно, как тайно, не для прессы, поступают многие его коллеги из топовых списков всевозможных арт-номинаций. Но именно сейчас, весь этот неформатный жанр откуда-то из небытия парадоксальным образом выходит на публику из области отчуждения, определённой неписанными законами современного искусства.
«Цветочки» Батынкова не из параллельной реальности. Автор здесь и пишет про «здесь и сейчас», не нарушая условностей привычного для современного искусства «дискурса», являя выразительнейшую провокацию. Его новое художественное высказывание традиционно наполнено чем-то иным, укоренённым в особой почве очень личных переживаний и позиций, что определяет характер предложенной им антитезы естественному контексту тревоги и апатии, превалирующему сегодня в культуре и социуме. Диссонируя с подобным настроем, Батынков вносит неожиданные мажорные интонации. Именно это становится доминантой и драйвером его новой серии.


При всей, казалось бы, традиционной живописности его новых произведений, странно описывать их сугубо живописные достоинства. При безусловной любви Батынкова к самому процессу живописи и добротной, с контролируемой экспрессией проработкой цветовых нюансов, речь не о скольжении по поверхности. Он пишет не цветы как таковые, Батынков пишет «цветочки». Это нечто особое, даже на уровне формулировки, это особый жанр восприятия тонких вибрациях нашего времени, его флюидов, унесённых ветром из космогоний Батынкова с дымами, кометами, подлодками и прочими паническими атаками. Всё это никуда не делось, и автор, как и прежде, сидит в мастерской, но на сей раз пишет цветочки в вазочках. Может это и к лучшему.

Александр Петровичев

0

Алексей Политов & Марина Белова «Машинерия зрелищ». ММСИ совместно с Крокин галереей

Искусство Марины Беловой и Алексея Политова (Белова/Политов) допустимо назвать умозрительным в высшем понимании этого слова. Умное зрение становится проводником в мир уникального лицедейства образов, их пантомимы, акробатики, каскадов чудесных превращений. Присутствует определенная аналогия с театральным спектаклем: за детской радостью простой эмоции кроется очень непростая машинерия, которая сложно и мудро управляет нашими аффектами, будто инженер сценографических конструкций в представлении эпохи барокко.
Белова/Политов последовательно идут к постижению механики визуального каламбура, qui pro quo, умного устройства обманок, оборотней и перевертышей. В этом им помогает, конечно, народная культура ярмарочного театра, балаганов и праздников. По мнению филологов (Михаила Бахтина) низовая культура была пародийным перевертышем официальной, парадной, регламентированной. Считаю, что только в искусстве Политова и Беловой технология смещения, сбоя, перевертыша, пародии, сарказма достигает сегодня уровня феноменально сложного, филигранного. В эмоции чистого восторга оно сопоставимо со средневековыми и барочными чудесами плотского препарирования, разъятия символа ради обнажения витальной, щедрой и бесконечно сложной жизни. Одновременно в своей острой экспрессии, минимализме, брутальности оно наследует мудрой простоте наивного искусства эпохи авангарда и смирению «декоративных излишеств» образа в неомодернизме и концептуализме.


Тандем Белова/Политов делится секретами машинерии карнавальных зрелищ не в архиве театрального музея, а на поле contemporary art. Из принципиальных собеседников мирового искусства сегодняшнего дня думаю вспомнить Аннет Мессаже, Куклы, игрушки, реквизит ярмарочных фигляров художница превращает в текучее, всегда готовое к трансформации, превращениям карнавальное тело. Непритязательные балаганные чудеса и механизмы становятся у Мессаже проводниками желаний, фобий, фантазий. Коллективное бессознательное раскрывается в пантомиме кукол детского театрика. По аналогии с объектами художников Беловой и Политова кинетические части забавных существ Мессаже в движении оказываются оборотнями, отбрасывают длинные тени и пугают жуткой своей эксцентрикой.
Встраивание одного медиума в другой, прыжки из виртуального мира в реальный сближают круговерть изобразительных чудес Белова/Политов с гибридным искусством, в частности, с глитчевыми и бродящими в мире масс-медиа образами, которые художники перерабатывают в многослойные послания и философские максимы. Можно вспомнить аналогию с постинтернет-искусством эстонской художницы Кати Новичковой.


Афоризмы, обрамляющие черно-белую, будто трафаретную графику, ассоциируются и с новой версией уличного искусства, пришедшего на смену плакатному стрит-арту. Камерные лирические послания сегодня разлетаются открыточками по подворотням, улицам и пустырям всех городов мира. В этих «открытках», по стилю напоминающих и татуировки, и почеркушки, новое поколение уличных художников зашифровывает самое сокровенное и лирическое. Так делают и Белова/Политов, обращаясь то к мудрости Востока, то к проникновенным посланиям поэта Александра Тимофеевского.
Итак, Белова/Политов впервые представляют что-то вроде новейшего каталога опрокинутой Вселенной. Путеводителем по выставке станет придуманный Чичероне, способный быть и резонером на манер французских просветителей, и шутом-трикстером. Он отбрасывает разные тени и становится неуловимым Протеем в шатрах ярмарочных чудес.
Сергей Хачатуров

0

Блог на WordPress.com.

Вверх ↑