Константин Батынков «Animals» в Крокин галерее

Animals – в переводе с английского — «животные»
Animals — альбом рок-группы Pink Floyd
The Animals — название рок-группы


«Animals» название выставки предложенное Константином Батынковым в очередной раз уводит от прямолинейности восприятия того, что кажется очевидным. Подобного рода приём традиционен для автора, искусство которого изначально, на стадии появления первого импульса выходит за рамки заявленной темы, преодолеваясодержательные установки конкретной матрицы.
Новая серия малоформатной чёрно-белой живописи Батынкова в своём визуальном решении воспроизводит тонкую интеллектуальнуюигру, проецирующую энергию особых смыслов сквозь маэстрию выстраивания внешнего плана. Автор расширяет свой образный ряд, а узнаваемая и ставшая уже привычной стилистика его произведенийраскрывается в присущей ему лёгкости в работе с тоном, с фактуройи рисунком. Батынков не ограничивает своей художественнойлексики, решая задачи в диапазоне от сложной проработки формы до минимализма «удара кисти».  


Само название выставки «Animals», безусловно можно перевести с английского, но за неимением смысла в этом действии, лучше «оставить всё как есть». «Animals» у Батынкова это знак, перевод которого, упростит ситуацию, лишит её всего, что «нажито непосильным трудом» и уведёт в сторону. «Animals» Батынкова, это вообще не про разнообразие фауны, как его недавние «цветочки» не про флору. Это условный контур, абрис направления мысли;спонтанность как очень многое в его творчестве; своеобразная рефлексия на окружающее и его преодоление. Эта выставка про искусство, в чём, собственно, Батынков и реализует себя в форматеразличных нарративов и жанров.
Вся эта панорама «портретиков» животных, в авторском нарицании, коз, оленей, черепах или колонии птиц преодолевает условности жанра анималистики и переходит в область антропоморфной образности, с непременной фантасмагорией и особого, характерного для искусства Батынкова психологизма изображаемых им персонажей в вариациях от героя к стаффажу.
Пребывая в эпицентре современного поиска, Батынков сохраняет внутреннюю свободу, дистанцируясь от синтетических приоритетов и навязчивых трендов, сообразуя своё движение исключительно с собственными задачами. Именно это становится атрибутом его искусства, наделённого обоснованным суверенитетом, продуцирующего художественное качество и свободно взаимодействующего с актуальным контекстом.


Александр Петровичев

Александр Мареев (Лим) «Эвонская лебединая»

Колибри-ангел, колибри-звездошейка!
А.Мареев (Лим)

«Эвонская лебединая». Так озаглавлена новая серия графики Александра Мареева (Лима), образующая экспозицию автора, ставшего безусловным явлением, интригой и загадкой в контексте того, что формирует представление о современном художественном процессе, его доминантах, языке, программе и ракурсе восприятия.
Парадоксальное мышление как феномен сознания, присущий творческой личности и как характерный атрибут культурного пространства в произведениях Мареева (Лима) обретает нечто краеугольное, отображающее его внутреннюю суверенность в отношении с окружающим. И если перейти на язык метафоры, то в рисунках Александра ощущается нечто запредельное, как запределен творческий процесс, не способный удержаться не только в условности формата, материала и технологии, но и сюжета. Искусство Мареева (Лима) многопланово – это его жизнь; оно экзистенционально и непрерывно воспроизводит на тленных носителях, будь то бумага, картон или холст, отпечатки нечто большего, невместимого в параметры определённые традицией «системного подхода». И если «системность» просматривается, то речь не более чем о её неосознанной имитации; автор своим произведением приоткрывает область недосказанности обрывком фразы или туманом очень личного воспоминания.
Здесь парадоксы начинаются с самого названия. Ни одна из пяти выставок, показанных в Крокин галерее, начиная с 1999 года, не включала в экспозицию работу, давшую ей своё название. Она имело место быть, но всегда оставалась во вне или уходила в небытие, фиксируемая автором как «утраченная» по аналогии с произведениями, эхо которых улавливается лишь в шелесте страниц истории искусств рубежа XX – XXI столетий.
Но в «парадоксе Мареева (Лима)» явлена особая закономерность, присущая искусству вообще, его онтологии. Если, конечно, говорить об искусстве, где сам автор, его бытие оказывается непременной и доминирующей частью творческого процесса, частью неописуемого космоса, определяемого отголосками его частных проявлений; особенностью мышления или стилистикой произведений. Искусство Мареева (Лима) — это действительно космос, выходящий за рамки конкретной темы, не вмещающей привычные нам причинно-следственные связи, живущий своими законами, приоритетами, свободными от навязчивых трендов и дискурсов.


Каждый его лист – это своеобразный крипто текст с массой явной и зашифрованной информацией, значение которой априори не поддаётся распознанию. То, что предложено зрителю надо просто разглядывать, как разглядывают искусство китайских живописцев эпохи «Перемен» или «Сражающихся царств», не озадачивая себя его содержанием и историческим контекстом. И если обратиться к содержанию новой серии, то оно как бы сокрыто своим названием, уводящим вовне и лишь приоткрывающим потаённые глубины замысла.
«Эвонская лебединая» — это опять парадокс, неожиданным образом воскрешающий в памяти место рождения Уильяма Шекспира, о котором в данной серии ни слова. Здесь название не формула, определяющая содержание выставки, это её поэтическая метафора, музыкальная интонация, созвучная образам великих композиторов, скрупулёзно отрисованных автором и ставших тематической доминантой выставки. Здесь каждый портрет это внимательная, особенно к деталям, перерисовка известных прижизненных изображений классиков мирового музыкального искусства. Но речь, не о механическом копировании, не о развёрнутой постмодернистской цитате, а о «погружении в образ» извлечённый из архива виртуальных библиотек, где в фокусе интересов автора оказывается совокупность визуальной схожести, страниц биографии и музыкального ряда.
Но и здесь Александр не замыкается на портретируемой личности, а передаёт нечто большое; вскрывает особые смыслы, извлечённые из неведомых пластов своего сознания и проецирует на поверхность бумаги ввиде графического рисунка, обрамлённого каллиграфией трудно воспроизводимых, почти иероглифических текстов вплетённых в единую ткань произведения.

Александр Джикия «А4»

Название выставки Александра Джикии “А4”, ассоциируемое одновременно с шахматной партией, «морским боем» и размером печатного листа, согласно авторскому замыслу, сфокусирована на последнем варианте и заключает в себе не метрические особенности, не пропорцию соотношения сторон, а сводит воедино без малого сотню атомизированных сюжетов, определённых а-четвёртым форматом.
Представлять широкой аудитории самого автора было бы излишней тавтологией. Достаточно сказать, что Александр Джикия знаковый отечественный художник рубежа двух столетий. И ключевым в этой краткой СV окажется слово «рубеж», а точнее начало новой эпохи. 2000-2001 годами датированы листы этой графики, ожидавшей своего дебюта без малого четверть века и незнакомой большинству почитателей искусства Джикии.
Если вернуться к названию выставки, то оно, безусловно, унифицирует и определяет не содержательный план произведений; он многообразен, а формат листа, основанный на метрической системе мер (в данном случае 21х29,7 см), что тоже имеет значение, учитывая особое отношение Джикии к геометрии, числу и прочему пифагорейству. Но в данном случае речь не о числе, речь о психологии восприятия пространства, его размера, тактильности бумажной поверхности; то есть всего, что во многом обуславливает стилистику изображения, его особую почти интимную интонацию.


Однако столь скромный формат, лишённый претензии на нечто большее отчасти обоснован и причинами из области творческой биографии. Как раз в эти годы Александр Джикия переезжает из Нью-Йорка, где он работал плотником в Музее Соломона Гуггенхайма в Анкару и начинает педагогическую карьеру, читая лекции по основам дизайна в Университете Билкент. Именно здесь в свободное время на многочисленных листках путевого формата рапидографом и цветными карандашами он фиксирует то, что «приходило в голову». Приходило обильно и со временем рисование чего-то очень личного, извлечённого из глубин сознания, памяти и сновидений обретало очертания художественной программы, непременной спутницы его творчества всех последующих лет. Обращение к античности будет позже. И если многочисленные омажи на древнюю мифологию собирались в серии, то в данном случае, сюжет малоформатной графики индивидуален, замкнут на себе и, подстать «калькам» из 90-х, хрестоматии искусства Александра Джикии, являет полноту художественного высказывания.

Дима Грин «Скотч»

Выставка Димы Грина «Скотч» собирает в единую экспозицию знаковые произведения автора. Предельно конкретное название выставки заключает в себе концентрат смыслов и сублимацию всего того, что влекло, мотивировало и определяло поиск художника в последние годы. Упаковочный скотч как средство художественного выражения и как концептуальный знак обретает у Грина особое значение и метафорическое наполнение.
Экспозиции состоит из произведений разных серий, сообразованных в единое высказывание системным подходом художника в понимании своих задач и устоявшимся стилем, результатом многолетнего поиска индивидуального художественного языка.
В своей реакции на процессы в современном социуме Грин акцентирует внимание на человеке как социальном архетипе и на природе как знаке таинственной «безмерности». Он наблюдает с ближнего ракурса, с уязвимой позиции современника текущих событий.


Обращение к образам-архетипам исподволь акцентирует тему анонимности, глубоко изученную художником, сокрытого псевдонимами «Грин» и «Verde». Автор на крупноформатной ткани выклеивает скотчем портреты людей, наделяя их отвлечёнными чертами анонима, сокрытого от зрителя «маской» незнакомца. В центре внимания оказывается именно незнакомец как архетип, образ которого реализуется в стилистике близкой эстетике стрит-арта.
Искусство Грина — это всегда синтез выразительной формы и социальной рефлексии, сообразованных в единую многосложную метафору. Его активное взаимодействие с реальностью, его острое восприятие присущего ей напряжения провоцирует выразительную реакцию, радикальный жест, художественный образ, моделируемый лентами цветного скотча.

Александр Мареев (Лим) «Незавершённое и бесконечное»

Искусство Александра Мареева (Лима) сплавляет воедино виртуозное владение графикой и существующее на ментальном уровне нечто парадоксальное, воспроизводящее на поверхности листа отголоски ведомой только автору космогонии. Реальность в понимании автора многопланова, многопланово и пространство его произведений, его ощущение времени. Директория искусства Мареева (Лима) всегда неожиданна, как неожиданно пересечение с «цветущей сложностью» Константина Леонтьева, сопоставляющего общественное развитие, его рождение, расцвет и упадок с явлениями, происходящими в природе, в её организмах.
Безусловно, мотивации Александра далеки от прямых аналогий с философией Леонтьева. Но на уровне интуиции он реализует нечто схожее в необычном для себя формате – в геральдике, оказавшейся смысловой платформой, на которой «цветущая сложность» фантазийных новелл автора становится доминантой его выставки «Незавершённое и бесконечное».


Геральдика Александра подстать растению рождается в естественной среде, которой для автора становится советская реальность, «цветущая» в его сознании во всём своём многообразии и по сей день. Однако вся эта история с квазисоветскими гербами, атрибутами, семантикой и стилистикой выходит за рамки привычного мифотворчества. Искусство Мареева (Лима) имеет иную природу, иную механику появления на свет нежели у «человека играющего». Здесь всё иначе. Это не игра, а неожиданная форма самоидентификации и сопричастности «цветущей сложности» советской реальности, попытка пересобрать «уходящую натуру».
Мареев (Лим) не сочиняет собственной геральдики, он воспроизводит и развивает то, что, по его мнению, осталось незавершённым. Отсюда парадоксальное соединение узнаваемого символа и сгенерированного им нечто нового, позаимствованного из области флоры и фауны, заключающего в себе особое содержание и трактовку.
Пребывая в непрерывном, ничем не ограниченном процессе, Александр Мареев (Лим) скрупулёзно моделирует то, что содержит в себе витальную ценность, что проецирует контуры будущего и сохраняет аромат бесконечного «цветения».

Франциско Инфантэ & Нонна Горюнова «Порталы»

В нашей повседневности мы сталкиваемся со смыслами, сконцентрированными в казалось бы обычных предметах, о которых мы даже не задумываемся.

Возьмём, к примеру, слово «портал», что происходит от «porta» и в переводе с латыни означает «ворота». То есть портал это по то, что соединяет два пространства, знак перехода из одного в другое. Этими вратами или воротами мы пользуемся постоянно, не фокусируясь на умозрительных тонкостях. Но именно они однажды в сознании художника преобразуются в метафору, существующую на уровне интуиции и ожидающую своего времени, формулировки, определения. И лишь в этом случае портал нашего сознания приоткрывает особое содержание и наполнение, указующее на символизм слова «ворота», что имеет глубоко онтологическое и экзистенциальное значение. И совсем не обязательно делать шаг через умозрительный порог. Иногда достаточно посмотреть сквозь проём в пространстве, по ту сторону и соприкоснуться с чем-то иным.

Искусственный объект или структурная «решётка» артефакта, что мною и Нонной создаётся многие годы определяет границу этих пространств. А наше местоположение и то, что мы наблюдаем вполне обычно и узнаваемо — подмосковный пейзаж, лишённый какой-либо нарочитости и пафоса. Мы просто лицезреем сквозь нашу конструкцию уголки знакомого нам земного бытия, его признаки и формы. И если вспомнить Александра Блока, который видел мир через «вуаль», то мы его рассматриваем в синтезе двух пространств, двух начал, сообразованных в метафору. Именно в этом формате возникает особое наполнение, когда обычный пейзаж благодаря смоделированному нами порталу обретает новые смыслы и планы. Приоткрываются врата в нечто иное, не считываемое без подобного рода артикуляции. Возникает новое качество пространства. Оно становится проницаемым, в него можно визуально перейти. Это особая ситуация, особая фокусировка.

В природе существует своя конструкция, своя предметная логика, но в нашем сознании любой предмет может обрести признаки бесконечности, что объясняет множество точек в рассмотрении реальности. Отсюда и вариативность наших артефактов, создание которых локализовано в достаточно ограниченном месте нашего пребывания. Феномен артефакта в одном из своих прочтений – это точка фиксации полноты персонального присутствия в каждом нашем цикле. Это не догма, это принцип, который позволяет выйти на новую платформу восприятия мира на уровне метафоры, воспроизводимой нашим сознанием.

Анна Мягких «Мобили» в MMOMA на Петровке 25

Московский музей современного искусства совместно с Крокин галереей представляют проект Анны Мягких «Мобили». Экспозиция включает инсталляцию из двух десятков объектов из фарфора и серию крупноформатной живописи.

Московскому дебюту Анны Мягких предшествовало многолетнее обучение в Колледже искусств и дизайна Челси, что обусловило стилистические особенности и содержательные приоритеты творческих поисков автора. Это объясняет наличие в искусстве художницы необычных для отечественного зрителя акцентов, образующих сложное в своей интерпретации явление. Художница не озадачивает себя окончательным результатом, она увлечена самим творческим процессом: игрой материи, её трансформацией и подвижностью. Доминанта творчества Анны Мягких — эксперименты с различными материалами и технологиям. В своих работах художница воспроизводит динамику, фиксирует процесс лепки, сохраняя в керамической массе отпечаток своих рук, след своего присутствия и своей эмоции. В спонтанном действе она выявляет нечто скрытое даже от себя самой, очень личное, фиксируя в визуальных «мобилях», в их цветовом решении, схожим с японским аниме, процесс нескончаемой в своих проявлениях генерации формы.

О художнице

Выпускница Колледжа искусств и дизайна Челси (Англия). Создает абстрактную живопись, коллажи и объекты. В своих работах исследует, как личное и семейное соотносится с поп-культурным и противопоставляет эстетику китча академическому подходу к искусству. Работы Мягких находятся в коллекции European Art Museum (Фредериксверк, Дания). Сотрудничает с Крокин галереей.

О Крокин галерее

Галерея основана Михаилом Крокиным в августе 1990 года в Москве. Крокин галерея, будучи одной из ведущих галерей современного искусства, осуществила свыше трёх сотен выставочных проектов, включая музейные (проекты с Государственной Третьяковской галереей, Государственным музеем изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Музеем архитектуры и другими институциями). Галерея сотрудничает с художниками, чьи имена стали хрестоматией современного отечественного искусства. Однако принципиальным составляющим деятельности галереи становится организация выставок молодых авторов, огромный потенциал которых насыщает программу галереи особым звучанием молодёжного поиска.

Марина Рин «Тот дикий лес»

Я не формулировала для себя изначально тему своей новой выставки, всё шло само собой. Неожиданным стимулом оказалось происходящее вокруг, с его избыточным потоком гнетущей информации. И я как, наверное, большинство художников всё это считываю и пытаюсь воспроизвести в своём сознании и в своём искусстве какую-то антитезу, убежище, заповедное пространство.

Этим пространством для меня становится лес. Я ухожу в лес, в дикий лес, где из поля зрения исчезают последние атрибуты цивилизации, с её городом, с её неоднозначными благами. И где-то на уровне сознания я преодолеваю умозрительную границу и оказываюсь в особом пространстве безвременья. Всё внешнее оставалось вовне, а взгляд фокусируется на самом себе и на том, что предлагает мне реальность нетронутого леса, с его ветвями, кронами, корой, корягами. Попадая туда, начинаешь совсем иначе себя ощущать: смотреть и видеть; слушать и слышать не только то, что тебя окружает, но и самого себя. Я растворяюсь в его первобытных стихиях, в неожиданных в своих проявлениях энергиях, продуцирующих тревожную метафору особой реальности, соотносимую с лесом Данте, с выразительным архетипом уходящей европейской культуры, а может и цивилизации. Именно его цитата стала названием моей выставки.

Я не рисую лес как таковой. Мои работы это не штудии натуры, здесь иные акценты. Я воспроизвожу себя, свои состояния. И если говорить об аналогиях, то мне близок Карл Юнг с его трактовкой и восприятием леса как символа бессознательного, где дерево – индивидуальность, что формируется и обживает это пространство. А заплетенные в узлы тела деревьев моих графических листов, закрученные, в трещинах, с изломами продолжают расти благодаря самому главному своему качеству – железной воле к жизни.

ФРАГМЕНТ ИНТЕРВЬЮ С АВТОРОМ

Александр Константинов «Формулируя пейзаж»

В «послужном списке» Александра Константинова много жанров, стилей, подходов и проектов. В 1990-е он занимался геометрическим искусством, соединяя его с пространством интеллектуальной деятельности, изучая формуляры, миллиметровки, разнообразные шкалы, радары и линейки. В 2000-е он работал в жанре паблик арт, применив свои структуры к огромным инсталляциям на площадях и улицах городов. В 2010-е он сотрудничал с архитектурными бюро, определя внешний облик зданий, создавал архитектурные объекты и проектировал парки.

Выставка «Формулируя пейзаж» это редкая возможность познакомиться с ранним периодом в искусстве Александра Константинова, с его живописью и графикой 1980-х годов, которая никогда раньше не выставлялась. В 1980-e, последнюю декаду Советского Союза, многие художники работали «в стол». Константинов в то время преследовал карьеру математика, и преподавал в одном из московских ВУЗов (МИЭМ). Он рисовал каждый день, но работал в относительной изоляции посещая лишь независимые московские студии и переосмысляя уроки любимых «учителей», таких как Поль Сезанн или Джорджо Моранди.

Именно в этот важный период были сформулированы многие приемы и предпочтения, развитые Константиновым в последующих работах. Подобно Питу Мондриану, пришедшему к абстракции из пейзажа, Константинов постепенно абстрагирует форму, геометризирует объемы, выстраивает регулярные ритмические композиции.

В его живописи лаконичность формы создает почти метафизическое пространство, а сезановский прием подчеркивания линии отдельным пятном заставляет пейзаж распадаться на световые блики или превращает стволы деревьев в полосы, характерные для последующих работ художника. Константинов экспериментирует, подчеркивая контуры крон цветным светом, предвосхищая свои световые объекты.

В графике Константинов, будучи увлеченным гравюрой и не имея доступа к этой технике, имитирует ее от руки. Так возникает его фирменная параллельная штриховка, фактурные и «живописные» возможности которой он будет изучать всю жизнь. Сама идея имитации одной техники другой, гравюры—рисунком, карандаша—офортом, как в его книгах художника, или настоящего дерева—нарисованным, как в его городских инсталляциях и парках, происходит именно из этого периода. Константинов присматривается к возможностям и ограничениям разных техник, часто воссоздавая одну и ту же композицию и в живописи, и в графике.

В 1988 году Константинов вступает в «Эрмитаж», первое независимое выставочное объединение периода Перестройки. Его стиль сразу радикально меняется, открываясь более смелому экпериментаторству с материалом и формой, и выходу в трехмерное пространство. Уже в 1992 году новые работы Константинова были выставлены на персональной выставке в Третьяковской галерее, положившей начало его плодотворной и разнообразной карьере художника и архитектора. Но на протяжении всей жизни Константинов будет пользоваться идеями, сформулированными в его ранних пейзажах.

Юлия Туловская

София Инфантэ «Линия разлома»

Идеи сами по себе не возникают. Я нахожусь в постоянном движение, что-то пробегает мимо, не вызывая эмоции, на чём-то, наоборот, фокусирую свой взгляд. Именно этот фокус, в зависимости от ситуации, и становится импульсом в появлении той или иной идеи, а дальше она начинает оформляться и обретать свои очертания.

Идея выставки возникла в самолёте, когда я разглядывала в иллюминатор горные хребты, изрезанные линиями каменного кракелюра. Вроде бы привычная история, многократно наблюдаемая, но в этот раз я обратила внимание на рисунок разбегающихся линий, то непрерывных в своей протяжённости, то напротив исчезающих и проступающих вновь в складках тектонических масс в их непременных разломах.

Всё, казалось бы, знакомо и обычно, но эта картинка в иллюминаторе неожиданно спровоцировала в моём сознании метафору, напрямую затрагивающую лично меня. Произошла какая-то странная экстраполяция; мои эмоции мне представились в виде стихий, за которыми можно наблюдать и в процессе наблюдения вычленять основное движение внутреннего состояния, перемены которого сокрыты в особых разломах. Эти линии пересекаются, ломаются в изгибах жизни, исчезают и возникают вновь, образуя сложный рисунок где-то на уровне сознания. Они определяют непрерывное визуальное движение, которое увлекает и зрение, и эмоцию.

Это всё очень трудно передать обычными словами и язык искусства в моём случае, наверное, самый адекватный. Меня, безусловно, пленяло всё это многообразие проявлений линии в её изломах, в непредсказуемом «маршруте», в её особом напряжении и разломе. Но, во избежание энтропии, я находила баланс интуитивного ощупывания и моделирования ситуации в обретении условного порядка, структуры. Для меня как для архитектора это необходимо. Это одна из форм моего взаимодействия с реальностью, её интерпретация на языке близкого мне минимализма

Блог на WordPress.com. Тема: Baskerville 2, автор: Anders Noren.

Вверх ↑